Снять с человека последнюю ризу церковь не отказывается, и не со всеми падшими она отказывается разломить хлеб. С теми, кто при падении успел что-то прихватить, словно вратарь мяч, они очень даже не прочь пообщаться. Одного пензенского предпринимателя сам ныне покойный владыка Серафим потчевал церковными яствами так, что чуть не уморил. Потому что, давая полное отпущение грехов ворам, на которое все еще никак не решается государство, можно неплохо подзаработать.
Зачем?
Как мы только что выяснили, на силу молитвы не очень сильно уповают и сами служители церкви. Ради чего же, черт побери, строятся в таком случае соборы? В общем-то ребята в рясах даже не очень и скрывают: двуглавый орел им нравится прежде всего тем, что очень хорошо изображает совместное правление государственной и церковной власти. В таком случае понятно, почему храмы соперничают своим великолепием с обкомами. Ребята явно воспаряют в заоблачные выси не для того, чтобы ближе пообщаться с богом. И с государством в отличие от Спасителя дружат. Причем до такой степени, что Вседержитель отключил громкоговоритель во время выступления владыки на открытии спорткомплекса в Ахунах, к сооружению футбольных ворот которого владыка не имел не больше отношения, чем к отпиранию небесных врат. Это явный знак того, что господь является сторонником отделения церкви от государства; он недоволен настырным стремлением своих слуг влезть в мирские дела. Богу богово, а кесарю кесарево. Ну да матери нашей, Святой Православной Церкви, не впервой поступать прямо противоположным образом тому, что завещал Спаситель. По этой же причине первосвященники предпочитают не понимать, почему сам Христос предпочитал проповедовать на воздухе, свежем, словно его взгляды по сравнению с Ветхим Заветом, и загоняют Всемогущего на жительство в храм, словно в ссылку или на поселение. Хотя, между прочим, дух божий дышит, где хочет. Ему-то соборы не нужны. Чего не скажешь о церковниках.

Макар Нагульнов, у которого был заскок на мировой революции не менее сильный, чем у владыки на строительстве собора, считал, что если самого волосатого попа остричь и пустить туда, где солдаты моются, батюшку не узнать. Эта была не первая ошибка большевиков. Нынешние священнослужители отличаются от прочего люда государственным выражением лица, с трудом помещающегося в телевизоре. Глядя на которое, так и хочется воскликнуть вместе со Станиславским: «Не верю!» Потому что сияние святости должно быть не на самом лице, а вокруг него.

Что, однако, совсем не мешает священнослужителям возглавлять шествия большевиков, обретших за раскаянье неслабые должности на этом свете и рассчитывающих получить по той же причине такое же теплое местечко в раю. Они идут за рожами пензенских священников, красными, словно запрещающий сигнал светофора на пути в царствие небесное, так же привычно, как раньше шли за красным знаменем. Нынешний священник в отличие от отцов церкви, запечатленных на древних образах, человек скорее плотного телосложения, чем глубокого знания Святого Писания. А если он и подорвал здоровье, то отнюдь не изучением Слова Божьего.

Отметим мимоходом, что красный окрас лица более приличествует языческим жрецам, показывая торжество плоти, нежели христианским священнослужителям, для коих важно прежде всего торжество духа, поскольку за несколько тысячелетий до прихода к власти большевиков он уже был для них священным.

Ты помнишь, как все начиналось?

Наши прорабы послеперестройки устремились к делу церковного строительства с пылом комсомольцев двадцатых и тридцатых. Глядя на священнослужителей, заправивших рясы в кирзовые сапоги, начинаешь понимать, какими они были в те далекие, но героические годы взрывания соборов и создания современной промышленности в таких размерах, что ее до сих пор разворовать не смогли полностью.

Генерал Григоренко вспоминал о грехах своей комсомольской юности, когда он заходил в храм божий и начинал под гармошку, словно Есенин, петь похабные песни. И тоже матом. Смысл был тот же, что и в деяниях верных слуг князя Владимира, выбросивших деревянное изваяние Перуна в Днепр: если бог есть – пусть докажет свое существование, поразит грешника на месте огненным перуном. Чего, к сожалению, не произошло ни в том случае, ни в этом. Напрасно бежали жители града по брегу реки и кричали: «Выдыбай, боже!» Перун не выдыбал. И рука, присобачившая взрыватель к взрывчатке, уничтожившей памятник прошлого, тоже не отсохла. Сменщик Перуна, заграничный бог в своем долготерпении не помешал юному Петру Григоренко сначала безобразничать в Его доме, а потом поступить на военную службу, хотя, будучи всеведущ, знал, что тот разработает после окончания военного училища способ взрывать соборы не повреждая расположенные рядом здания. Может быть, потому что надоело ему одиночное заключение.

Между прочим, церковники сильно обижаются на тех, кто взрывал соборы, эти признаки темного прошлого, а на их месте в лучших традициях православия воздвигал памятники Марксу. Но забывают при этом, что сами уничтожали языческие святилища и вырубали священные рощи примерно на том же основании. Повзрослев, Петро покаялся в грехах молодости, чего не скажешь о служителях православия, считающих свое хамское поведение вполне естественным. Из чего следует, что бог, если захочет, вразумит грешника без всяких храмов и молитв. И даже не делая его верующим. А если не захочет, то хоть тресни – ничего не сделаешь. Все в руце божьей. Хотя церковники предпочли бы, чтобы все было в их руках. Их не может вразумить даже всемогущий Господь.